Г. А. Белая и др.
Проза о войне заняла особое место в развитии послевоенной литературы. Она стала не просто темой, а целым континентом, материком, где на специфическом жизненном материале находят свое решение едва ли не все идейные эстетические проблемы современной советской литературы. Надежды и мечты людей, спасших человечество, их во имя грядущего, их патриотическое самопожертвование, умение побеждать входят по праву духовной преемственности в нашу современность, становятся неотъемлемыми чертами духовного облика народа, активно участвуют в утверждении тех нравственных норм, нравственных критериев, без которых нет и «мирной» жизни. Так что, будучи особым материком, военная проза является органичной частью всей «земной тверди» современной прозы. Военное лихолетье представляет в ней звеном в общей неразрывной цепи народной истории, в жизненной судьбе героев. И даже чисто батальные произведения — как, к примеру, фронтовые повести В. Быкова — диалектически связаны с той проблематикой и теми стилевыми процессами, которые обнаруживаются во всей современной прозе.
С одной стороны, движение мирной жизни влияло самым непосредственным образом на изображение войны: изменялись в общественный интерес к познанию тех или иных сторон многосложного бытия войны, и те сегодняшние вопросы, на которые мы искали ответ в делах минувших, на которые мы искали ответ в делах минувших, и характерные черты облика героев, выходившие на передний план. С другой - художественное познание жизненных противоречий и духовных процессов, обнаруживаемых в сугубо военных коллизиях, непосредственно сказывалось на формировании многих проблемно-стилевых особенностей всей современной литературы, ее нравственных норм, социальных критериев, способов глубинного постижения мирной жизни.
Естественно поэтому, что и для военной прозы новый период развития начался в середине шестидесятых годов.
Уже в 1954-1955 годах наблюдается постепенное нарастание новых качеств, в том числе интерес к документальной прозе, подлинным свидетельством (очерк С. Смирнова «Герои Брестской крепости», 1954, положивший начало его документальной повести «Брестская крепость», завершенной десять лет спустя). Вполне правомерно это совпадало с развитием «овечкинского» направления в изображении современности.
Но наиболее явственный подъем обозначился в 1957-1959 годах.
Тогда появились рассказы «Судьба человека» М. Шолохова, «Иван» В. Богомолова, повести Ю. Бондарева «Батальоны просят огня», Г. Бакланова «Пять земли», роман К. Симонова «Живые и мертвые». (Аналогичный подъем наблюдался и в кинематографе — вышли на экране «Баллада о солдате», «Летят журавли», «У твоего порога»).
Этот — не только по количеству книг, но прежде всего качественный — взлет единодушно отметила критика тех лет, поименовав второй военной прозы. Его приметами обычно считают образы и детали, максимально приближенные к реальному фронтовому бытию (преимущественно к будням войны); смелые и резкие подробности; пристальный психологизм; изображение событий и людских судеб в их противоречивой сложности; интерес к восстановлению имен и событий, незаслуженно остававшихся в тени; осознание всей меры утрат, причиненных народу войной. Заметно возрос общий уровень достоверности изображаемого.
Новые книги дополняли, а не отменяли ту главную правду, которая была сказана о сражающемся народе в лучших произведениях и в годы войны, и сразу после победы. Новаторство заключалось не в открытии какой-то «иной правды», а в обогащении нашего знания о войне, ее противоречиях и закономерностях. Творческие поиски военные прозы, как и всей советской литературы, определялись прежде всего динамикой развития двух ведущих концепций времени — концепции исторической правды и концепции человека.
|
